ПУТЕШЕСТВИЯ ПО РОДНОМУ ГОРОДУ
Барселону упрекают в том, что она слишком торопится стать современной. Но город не боится перемен
Говорят, Барселона уже не та что прежде, и это правда. Прогулка по городу, в котором провел всю жизнь, – всегда повод для ностальгии.
Помню, как-то вечером мы с отцом, – тогда он уже был в летах, – вышли пропустить по стаканчику в нижней части Рамблы неподалеку от порта. «И ты называешь это оживленным районом? – пробурчал отец. – Вот в мое время здесь стены дрожали и дома качались…»
А вот я никогда ничего подобного здесь не чувствовал. Много лет назад Баррио-Чино – чайнатаун – был грязным опасным районом, а Каррер-Ноу, которая называлась улицей Конде-де-Асальто, внушала нам, мальчишкам, страх и одновременно возбуждала любопытство. Теперь я очарован привкусом экзотики, который придали кварталу поселившиеся здесь выходцы из далеких стран, люди разных рас. На каждом шагу встречаешь новых барселонцев в одежде, похожей на маскарадные костюмы, заглядываешь в невообразимые лавчонки, которые они успели открыть, видишь шумные группы североафриканцев, южноамериканцев, уроженцев Востока… Обосновавшись здесь со своими ритмами и привычками, они дарят мне новые впечатления. Ощущаю себя гостем в родном городе и изумляюсь тому, на что раньше не обращал внимания.
Зловеще-мрачные во времена моего детства улочки Баррио-Чино стали намного светлее. Многие здания-развалюхи снесли, но вместо того чтобы по примеру других городов понастроить многоэтажек, разбили площади. Они дают кварталу кислород и свет. Опасная Калье-де-Робадорс – преступники считали ее своей вотчиной, там на один квадратный метр приходилось самое большое количество проституток в Европе – теперь всего лишь заброшенная улочка, терпеливо ожидающая архитекторов и уборочных машин с надписью на кузове: «Барселона, укрась себя!»
Все прогулки по Барселоне начинаются, конечно, с квартала Баррио-Готико. Впрочем, его готика столь сдержанна, что ее легко можно принять за романский стиль. Барселонцам давно казался слишком скромным их кафедральный собор, и в начале XX века к нему, «как полагается», приделали впечатляющий псевдоготический фасад. А потом одну за другой стали «облагораживать» темные улицы, включая старинный еврейский квартал. И Баррио-Готико наполнился поэтическим духом средневековья, в общем-то искусственного, но любезного нашему сердцу.
А вот Плаца-дель-Рей, на которой королевская чета встречала вернувшегося из своего первого путешествия в Америку Христофора Колумба.Бывшая площадь перед королевским дворцом превратилась в летний театр, где сейчас проходят концерты.
Отсюда под звуки оркестра, играющего диксиленд, мы шагаем по широкой Авенида-дель-Порталь-дель-Анхель к площади Каталонии. Барселонцы считают ее ужасной. Быть может потому, что еще помнят, какой она была раньше, пока война и спекуляции с городской землей не уничтожили чудесные здания отеля Colomb и Cafe de la Luna.
Поднимаясь по Пасео-де-Грасия, полюбуемся постройками в стиле, который французы называют ар нуво, а мы, барселонцы – модернизмом. Это уже район Эщампле, его принялись бурно застраивать в конце XIX века. Здесь селилась состоятельная публика, и новые здания скорее были витриной богатства, чем образцом вкуса. В них вкладывали капитал и, конечно, хотели, чтобы каждый затраченный грош сверкал. Улицы Эщампле превращались в храмы спеси и бахвальства. Однако Антонио Гауди украсил их своими шедеврами – домом Мила («Каменоломня») и домом Батльо. А его коллеги построили замечательные дом Льео-Мурера и дом Аматлье…
Дерзкие барселонские зодчие не всегда оправдывали ожидания богатых заказчиков. Мадам Мила так и не оценила дом, который она заказала Гауди. Не успели похоронить гениального архитектора, в 1926 году попавшего под первый барселонский трамвай, как владелица поспешила заменить смелую «анатомическую» обстановку «богатой» мебелью в стиле Людовика XIV. Но справедливость восторжествовала: сегодня часть дома отведена под «Пространство Гауди», это самый популярный музей в Барселоне.
Кстати, видите, на пересечении Пасео-де-Грасия с Авенида-Диагональ высится обелиск в честь победы франкистов в гражданской войне 1936–1939 годов? Барселонцы его не любят и прозвали Карандашом, а сам перекресток – Карандашной площадью
Дальше начинаются улочки молодого, вечно бурлящего района Грасия – бывшего рабочего предместья. Его жители жалуются на вечный шум – по крайней мере, летом на площадях Грасии жизнь не стихает круглые сутки. Эта часть города – для молодежи, для тех, кто гуляет ночи напролет. Они завоевывают пространство и подчиняют его своему ритму.
Авенида-Диагональ, или просто Диагональ – широкий длинный проспект, застроенный офисными зданиями и жилыми домами, в которых я никогда не бывал. И честно сказать, никогда не замечал в этих местах никакого очарования. Могу колесить здесь на велосипеде, но по-моему это не Барселона.
По правую сторону от Диагонали раскинулся Педральбес – квартал отгородившихся от внешнего мира высокими стенами роскошных вилл и фешенебельных домов, квартиры в которых по карману разве что футболистам «Барсы». Кстати, Диагональ ведет к знаменитому стадиону Камп-Ноу. В дни матчей здесь жуть что творится. Мэрия умоляет горожан воспользоваться общественным транспортом, но все равно тысячи болельщиков приезжают на машинах и паркуют их в самых невероятных местах. «Барса» – это местный культ, не то что какой-нибудь там банальный европейский футбольный клуб.
Вернемся в Эщампле – в переводе с каталонского «Расширение». Границы перенаселенного Старого города давно собирались раздвинуть, и еще в середине XIX века снесли древнюю крепостную стену. Проект «Расширения» поручили инженеру Ильдефонсу Серде. Он мечтал превратить Эщампле в город будущего, но торговцы недвижимостью решили, что широкие улицы и большие внутренние сады – чрезмерная роскошь, а домовладельцы быстро разделили просторные общие патио на частные террасы, устроили склады и гаражи.
Я родился в Эскерра-дель-Эщампле, скромной левой части квартала. Это важное уточнение – в Барселоне четко различают правую и левую стороны Эщампле. По их границе – улице Калье-де-Бальмес – некогда проходила железная дорога. Справа селилась богатая публика, слева – народ поскромнее, среди них были и мои приехавшие в Испанию предки. Многие жители левой стороны прислуживали в домах богачей и, отправляясь на работу, ежедневно переходили через пути. Не одна бедная женщина попала здесь под поезд, и улицу Калье-де-Бальмес прозвали «Костоломом».
Слева располагалось то, что хозяева жизни не желали видеть у себя под носом, – шумный вокзал Сантс, зловонные городские скотобойни (на их месте сейчас разбит прекрасный парк Жоана Миро с фаллической скульптурой «Женщина и птица») или, скажем, тюрьма со странным названием Модело – «Образцовая».
Зато справа от Калье-де-Бальмес вы найдете самые знаменитые здания Барселоны, в том числе Саграда-Фамилия, собор Святого Семейства, незаконченный шедевр великого Гауди. Собор вечно строят и непонятно, достроят ли когда-нибудь – ведь отведенную под него территорию понемногу скупили и уже умудрились застроить.
Миновав университет Барселоны, спускаемся по Калье-де-Пелай. Во времена моего детства это была милая и гостеприимная улица, а теперь ее спешишь пробежать по дороге в другие кварталы.
И вот начинается Рамбла, которую не минует ни один приехавший в Барселону турист. Этот старинный променад когда-то был руслом пересыхавшей летом речки. Засаженная платанами Рамбла невероятно разнолика – это зависит от того, что вы ищете. Здесь есть все – от порнографических журналов до цветов и домашних животных. Здесь круглые сутки толпятся уличные художники, мимы и музыканты, студенты и попрошайки. Ну и, конечно, туристы.
А мы шагаем по направлению к старинному рынку Бокерия с его вечным шумом и запахом свежевыловленной рыбы. Вот и оперный театр Лисеу. В 1960–1970-х годах молодые бунтари собирались здесь, выкрикивая разные обидные слова в адрес съезжавшихся в оперу господ и дам из высшего общества. А то и забрасывали их помидорами. В начавшейся суматохе безденежные меломаны проскальзывали внутрь, забивались на галерку и слушали знаменитых теноров и сопрано.
Выходим к памятнику Колумбу. Вообще-то стоящая на колонне маленькая статуя великого мореплавателя указывает пальцем неверное направление – вовсе не в сторону открытого им Нового Света. Зато Колумб повернулся спиной к остальной Испании – вполне по-каталонски.
Еще несколько лет назад горожане только отсюда могли увидеть море – вернее, маленький и грязный участок берега. Все изменила Олимпиада 1992 года. Мэрия решила инвестировать в будущее Барселоны и отвела под Олимпийскую деревню приморские территории. На холме Монжуик возвели дворец Сан-Жорди, за ним раскинулась огромная площадь Европы, с которой барселонцы любуются панорамой родного города.
Заодно воскресили пляжи. Теперь до них можно добраться на метро, на автобусе или пешком. Прежде они были отрезаны от города железной дорогой, по которой грохотали товарняки, и улицы утыкались в глухие стены.
Побывать на пляжах мы в детстве только мечтали. Тогда там жили цыгане. Их халупы часто становились местом кровавой поножовщины.
Хижины снесли, рельсы убрали. Лежа на песке, я гляжу на морскую гладь и линию горизонта. На пляжах устраивают вечеринки, с танцами и фейерверками, отмечают Новый год и ночь на Ивана Купалу. Здесь мальчики и девочки впервые знакомятся с такими запретными удовольствиями, как вино и сигареты. Не говоря уже о ночных танцах на песке – под аккомпанемент убаюкивающих волн… и в окружении неизбежного мусора. Мэрия борется с ним, выпускает закон за законом об обустройстве города. Вы тоскуете по живописной романтике грязного портового города? А барселонцам важнее удобство и спокойствие.
Рабочий пригород Побле-Ноу когда-то был полон заводов, фабрик и шумных анархистских кружков. Но город от него отмежевался. Заводы вывели в отдаленные промышленные зоны, опустевшие корпуса превратились в развалины. Пришлось снести Побле-Ноу, чтобы помочь Барселоне расти и развиваться в XXI веке. Зато появились широкие бульвары и сады. Новую жизнь в эти места должен вдохнуть план развития города с ультрасовременным названием – «22@».
Да, Барселона уже не та, что прежде. Ни один город не остается таким, как прежде. Любой из них – лишь воплощенная ностальгия.
текст: Андреу Мартин